Искать

Гражданская война

Самое яркое подтверждение того, что страна осознанно пошла по социалистическому пути развития, это выигранная большевиками гражданская война. Необученная, нищая армия меньшинства не может выиграть войну. А ведь на стороне белогвардейцев были более десятка самых передовых стран.

«Была немецкая, фран­цузская, английская, чешская, румынская, греческая, япон­ская, американская, польская… армии на территории Рос­сии. 1 миллион иностранных солдат на нашей территории! Деникин же получил от Англии пароходы с вооружением, снаряжением, одеждой и другим имуществом по расчету на 250 тысяч человек. Колчак уже в 1917 г. был в Англии и США, после Октября поступил на службу его величества короля Вели­кобритании, и в Сибири работал под контролем британско­го генерала Нокса и французского генерала Жанена. Под залог трети золотого запаса России он получил около мил­лиона винтовок, несколько тысяч пулеметов, сотни орудий и автомобилей, десятки самолетов, около полумиллиона комплектов обмундирования и т. п»[1].

Конечно, Запад никому просто так помогать не будет, как говорят в Англии: «У Англии нет вечных союзников и постоянных врагов, вечны и постоянны ее интересы». «Белые» воевали на деньги западных держав, при поддержке оккупационных корпусов и при условии территориальных уступок в случае победы. Это дает право некоторым исследователям говорить не о гражданской войне, а о национально-освободительной.

«Как известно, еще 23 декабря 1917 г. член правительства Великобритании лорд Мильнер и премьер-министр Франции Жорж Клемансо подписали в Париже конвенцию «О действиях на юге России», согласно которой «сферой влияния» Англии становились «казацкие территории, Кавказ, Армения Грузия, Курдистан, а к Франции отходили «Бессарабия, Украина, Крым»[2].

Поэтому со стороны красных война была не только классовой, но и отечественной. Красные были не только революционерами, но и патриотами. Они боролись за независимость своей родины и против ее расчленения. Белые режимы были одновременно и антинародными, и антинациональными. Поэтому они с неизбежностью рухнули. Большевики победили, ибо за ними шла большая часть народа»[3].

В результате, в 1933 г. в Париже в своих воспоми­наниях двоюрдный дя­дя Николая II, великий князь Александр Михайлович пи­сал, что союзники собирались превратить Россию в свою колонию, а

«на страже русских национальных интересов стоял не кто иной, как интернационалист Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы про­тестовать против раздела бывшей Российской империи… »[4].

Сегодня стараются не вспоминать, что большевики выбили интервентов 14 государств с территории Российской империи потому, что на сторону большевиков встал русский народ. Очень точную характеристику гражданской войны дал один из самых непримиримых и активных борцов с советской властью Борис Савинков. Раскаявшись, он признал, что народ пошел за большевиками, а не за белогвардейцами.

«Для меня теперь ясно, что не только Деникин, Колчак, Юденич, Врангель, но и Петлюра, и Антонов, и эсеры и «савинковцы»… не были поддержаны русским народом и именно поэтому и были разбиты. Правда заключается в том, что не большевики, а русский народ выбросил нас за границу, что мы боролись не против большевиков, а против народа…. Когда-нибудь… это… поймут даже эмигрантские «вожди»»[5].

Белое движение не нашло пути к сердцам и душам большинства русского народа, все их лидеры были западниками. Парадоксально, но идеи большевиков были более близки идеям самодержавия (конечно, не той карикатуры, которая существовала в 1917 году), чем идеи белогвардейцев.

Великая Октябрьская революция решала не столько вопрос о замене власти класса дворянства на класс пролетариата (хотя и это имело место), сколько вопрос выбора пути движения: западный или русский. Большинство патриотической интеллигенции боролось за социалистическое будущие плечом к плечу с простым народом. Надо помнить, что во время гражданской войны 82 % комполков, 83 % комдивизий, 54 % командующих военными округами были в прошлом офицерами царской армии[6]. Многие же, кто сражался против Красной армии перешли на сторону большевиков, многие, кто эмигрировал, вернулись обратно.

Такое положение было не только на фронте — 82 % высших должностей в промышленности занимали высококвалифицированные специалисты дореволюционной России[7].

Многие знают имя генерала Алексея Алексеевича Брусилова –главнокомандующего, с именем которого связан единственное удачное крупное наступление российской армии в Первой мировой войне – Брусиловский прорыв. После Октябрьской революции белогвардейцы предлагают Брусилову встать во главе белого движения, но он категорически отказывается и переходит на сторону большевиков. Это вызвало бешеную злобу в стане контрреволюции, и им удалось выместить ее на единственном сыне Брусилова Алексее, который служил в РККА и в 1919 г. под Орлом попал в плен. Белые его расстреляли. В 1920 г. на страницах «Правды» публикуется воззвание «Ко всем бывшим офицерам…» подписанное Брусиловым. Это воззвание произвело на бывших офицеров русской армии огромное впечатление. Тысячи офицеров явились в военные комиссариаты с желанием честно служить своей Родине. Умер Брусилов 17 марта 1926 года. Такова судьба самого популярного генерала царской армии.

Война, к сожалению, это всегда жертвы. Сейчас часто преувеличивают кошмар красного террора, это неправильно. Говоря о терроре, надо учитывать, что время тогда было другое, и ту историческую ситуацию необходимо сравнивать не с сегодняшним днем, а с деятельностью белогвардейцев и обстановкой в других странах. В других странах тоже был голод, забастовки, убийства активистов профдвижения, расстрелы полицией демонстраций и т.д. Такое было тяжелое время. Белогвардейцы также не церемонились с большевиками - и расстреливали без суда, и звезды на лбу вырезали, все это было. Большевика С. Г. Лазо и его соратников А. Н. Луцкого и В. М. Сибирцева японские интервенты после пыток сожгли в паровозной топке.

«На конец 1918 г. в Советской России в заключении было чуть больше 42 ты­сяч контрреволюционеров, бандитов, спекулянтов. А в цар­стве «белых» только на востоке страны находилось около 1 млн. в концлагерях и 75 тысяч в тюрьмах, то есть в 20 с лишним раз больше. Если учесть, что в Европейской (Советской) России населения было, по крайней мере, в 10 раз больше, то террор белых должно по масштабам считать в 200 раз более ужасным»[8].

Подводя итог повествованию о революции, предоставим слово одному из самых ярких критиков марксизма Н. Бердяеву. В эмиграции он напишет:

«К 1917 г. в атмосфере неудачной войны, все созрело для революции. Старый режим сгнил и не имел прилич­ных защитников. Пала священная русская империя…

В России революция ли­беральная, буржуазная, требующая правового строя, бы­ла утопией, не соответствующей русским традициям и господствовавшим в России революционным идеям. В России революция могла быть только социалистичес­кой.

… символика революции — условна, ее не нужно пони­мать слишком буквально. Марксизм был приспособлен к русским условиям и русифицирован. Мессианская идея марксизма, связанная с миссией пролетариата, соединилась и отожествилась с русской мессианской идеей. В русской коммунистической революции господ­ствовал не эмпирический пролетариат, а идея пролета­риата, миф о пролетариате. Но коммунистическая рево­люция, которая и была настоящей революцией, была мессианизмом универсальным, она хотела принести все­му миру благо и освобождение от угнетения…. Коммунисты оказались ближе к Ткачеву, чем к Плеханову и даже чем к Марксу и Энгельсу.

Произошла также острая национализация Со­ветской России и возвращение ко многим традициям русского прошлого. Ленинизм-сталинизм не есть уже классический марксизм…. Коммунизм есть русское явление, несмотря на марксистскую идеологию. Коммунизм есть русская судьба, момент внутренней судьбы русского народа»[9].

Напоследок приведем цитату одного человека «те события, которые произошли в октябре 1917 года, являются логическим завершением общественного развития России. Я нисколько не сожалею, что произошло именно так, как было и к чему это привело спустя 50 лет» (1968 год)[10]. Человек, произнесший это никто иной, как последний правитель дореволюционной России – А. Керенский.

 

---

[1] Бенедиктов Н. А. Русские святыни. – М., 2003. - с. 136.

[2] Фишер Л. Жизнь Ленина. Т. 2. - М., 1997. - с. 4-5.

[3] Семенов Ю. И.  Философия и общая теория истории. основные проблемы, идеи и концепции от древности до наших дней. – М., 2003. - с. 575.

[4] Кожинов В. В. Загадочные страницы истории XX века // Наш современник, 1994, № 11—12. С. 246—247.

[5] Голинков Д.Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. Кн. 2. - 4-е изд. – М., 1986. – с.258

[6] Материалы по изучению истории СССР IX класс (1921-1941 гг.). Долуцкий И. И. - М., 1989- с. 84

[7] Материалы по изучению истории СССР IX класс (1921-1941 гг.). Долуцкий И. И. - М., 1989- с. 84

[8] Бенедиктов Н. А. Русские святыни. – М., 2003. - с. 137.

[9] Бердяев Н. А. Русская идея. – М., 2000. – с. 235-237.

[10] Е. Улько, Возможности не представилось, «Родина», 1992, №5

Рабство

Горжусь, что я – россиянин

А. Суворов

Недавно в центре Москвы, напротив Храма Христа Спасителя, был установлен памятник Государю Александру II, на котором начертаны следующие слова: «Отменил в 1861 г. крепостное право в России и освободил миллионы крестьян от многовекового рабства».

Многовековое рабство русских крестьян, мягко говоря, - преувеличение. Крепостное право было необходимым институтом в условиях перманентной внешней агрессии, отражение которой актуализировало необходимость больших военных расходов, которые государство самостоятельно потянуть не могло.

«Крестьянина прикрепили, что бы он кормил помещика, ратного человека, которого иначе бедное государств содержать не смогло»[1].

Государство не могло позволить и свободный переход крестьян от помещика к помещику, в результате чего некоторые помещики - нерадивые хозяева могли лишиться средств к существованию, а ведь, несмотря на свою бесхозяйственность, они могли быть отличными воинами, а это было решающим для государства. Крестьяне содержали помещика, помещик служил государству, по такой формуле существовало крепостное право. По сути, крестьяне были крепостными помещика, а он был крепостным государя. Иначе в условиях постоянной военной агрессии не выжили бы ни крестьяне, ни помещики, никто.

Причем санкции за отказ от службы были довольно жесткими. Так вплоть до 1754 г. недоросли из дворян за неявку вовремя на военную службу посылались в солдаты или матросы. Крепостное право не было рабством в смысле эксплуатации одной части общества другой частью общества. Крепостное право было необходимой формой существования социума в условиях постоянной геополитической напряженности.

А теперь важная дата - 1762 год. В этот год издается манифест о вольности дворянства, принятом во время краткосрочного и незначительного царствования Петра III и подтвержденного Екатериной II. Дворянам было позволено не служить государству и не обязательно быть ратным человеком.

Начиная с этого года, крепостное право превратилось действительно в то, что можно ассоциировать с рабством и стало тормозом в развитии общества.

«До Петра III, рас­крепостившего служилый класс, крепостного права почти не существовало: оно было общим. И дворянин, и пахарь, и царь, по за­мыслу Петра Великого, были скованы до гроба государственной работой. Никому не разрешалось ничего не делать, никто — под страхом тяжелых кар — не мог быть паразитом общества… Но вторжение иноземцев все испортило. Петр III раскрепос­тил дворян, позабыв при этом раскрепостить народ. Коренному немцу хотелось видеть вокруг себя феодалов, и вот сто тысяч дворян были посажены на готовые хлеба. Тогда именно, мне кажется, и началось свинство русской жизни, подготовившее нашествие бесов»[2].

Таким образом, крепостное право, как рудимент просуществовало менее 100 лет (1762-1861 гг.). Оно было несовместимо не только с экономическим прогрессом, но и ментально не соответствовало таким качествам русского характера как сострадание и стремлению к равенству.

«Русские моральные оценки в значительной степени определялись протестом против крепостного права. Это отразилось в русской литературе. Белинский не хочет блаженства для себя, для одного из тысячи, если братья его страдают. Н. Михай­ловский не хочет прав для себя, если мужики не имеют прав. Все русское народничество вышло из жалости и сострадания. Кающиеся дворяне в 70-е годы отказыва­лись от своих привилегий и шли в народ, чтобы ему служить и с ним слиться. Русский гений, богатый арис­тократ Л. Толстой всю жизнь мучается от своего приви­легированного положения, кается, хочет от всего отка­заться, опроститься, стать мужиком»[3].

И, наконец, нельзя не упомянуть о вполне объяснимой тенденциозности советских учебников, в которых рассказывалось о забитости крестьянина, обусловленного многолетним рабством. В действительности по переписи 1858 г. крепостные составляли немногим более трети населения - 34 %[4].

Стоит упомянуть также, что современное общество выходцев из Европы в США без всяких моральных проблем триста лет использовало рабство, считаясь при этом идеалом демократии. Но в то же время, с Запада осыпали про­клятиями «деспотическую Россию» за крепостное пра­во, просуществовавшее очень недолго и лишь в цен­тральных областях. Основатель теории гражданского общества английский философ Джон Локк помогал со­ставлять конституции рабовладельческих штатов США и вложил все свои сбережения в работорговлю[5].

 

---

[1] Соловьев С.М. Чтения и рассказы по истории России. – М., 1989. – с. 431.

[2] Меньшиков М. О. Письма к русской нации. – М., 2000. — с. 47.

[3] Бердяев Н. А. Русская идея. – М., 2000. – с. 85.

[4] Воловикова М.И. Представления русских о нравственном идеале. – М., 2004. – с. 72.

[5] Кара-Мурза С.Г. Истмат и проблема восток-запад. – M., 2001. – 26.

Русский стиль

Патриотизм не заключается в том, чтобы напиться, измазать лицо на западный манер краской и кричать на стадионе «Оле, Россия», желательно где-нибудь заграницей. Патриотизм сегодня – это содействие всеми силами построению социальной системы, отвечающей русскому духу.

«Мы как общество не пытаемся стать самими собой. Мы коверкаем себя. Мы пытаемся стать как кто-то еще. Мы пытаемся отвергнуть свою природу. Мы пытаемся создать здание без фундамента, «воздушный замок». Но все эти попытки отрицать себя, попытки играть чужую роль, бесконечное желание получить одобрение со стороны как некое дарованное право на существование могут привести только к глубокому неврозу и даже психозу. Возрождение и новое восхождение Русской цивилизации не начнется без «возвращения к себе». Необходимо искать свое, органичное. Надо идти от своей самости. И только тогда нас (Россию) признают в качестве полноценного игрока, когда мы прекратим центрироваться на этой мысли о необходимости признания»[1].

Какой общественный строй наиболее адекватен современной России? Эта отдельная дельная тема, требующая обстоятельного анализа, поэтому, чтобы не отвлекать читателя, мы переместим подробный анализ политической и экономической системы и иных аспектов государственного   строительства в отдельный труд – «Сверхдержава: национальная доктрина России».

Единственно, что можно сказать, что ни демократия либерального толка, ни капитализм - абсолютно непригодны для России. Ментально непригодны, даже если бы это были самые лучшие компоненты политико-экономической системы.

Мы уже говорили, что капитализм основан на алчности и конкуренции. Но именно эти качества не являются доминантными в русском менталитете. «Кавказцы захватили рынки, государство помоги и огради» — такой лейтмотив выступлений русских националистов. Но почему-то кавказцы не требуют от Азербайджана, чтобы тот помог им захватить рынки в чужой стране.

Даже представители малого бизнеса – ядро коммерчески активного населения постоянно жалуются на налоги, чиновников, высокую арендную плату и ставки кредитов, высокие тарифы на коммунальные услуги. Но в действительности, все это сублимированная тяга к государственному заступничеству. Мол, «государство, помоги нам делать бизнес». Создаются всевозможные комитеты, фонды помощи малому бизнесу, а малому бизнесу все недостаточно.

Турки без всякого заступничества застроили все побережье первосортными гостиницами, на любой вкус, где отдыхают теперь в массовом количестве русские. Построили все это в пустом поле. С российской стороны Черного моря - лишь разрозненные мини-отели, построенные, в основном, армянами.

С китайской стороны Амура на пустом месте выросли комбинаты по переработки нашего леса, построены дороги, города. С нашей стороны Амура - ничего, только то, что было построено еще при коммунистах. И опять жалобы на налоги, дороги и т.д., и т. п. Русские пенсионеры продают свои маленькие квартиры в Благовещенске, и за эти деньги покупают шикарные апартаменты по ту сторону Амура. Китайцы наладили перевод пенсий, продукты дешевле, коммунальные платежи дешевле…

Русская деревня – это, в большинстве случаев, запустение, нищенские зарплаты, вера в доброго царя или полное безверье, убиваемое самогоном. Приезжаешь в татарскую деревню, где действуют те же законы и налоги, все развивается, селяне отвозят на рынок свою продукцию, на вырученные средства совместно строят дома.

Русский стиль. Русские - самая антикапиталистическая нация на земле. Ментально капитализм - антирусский строй. Поэтому он убивает, опустошает, ведет к полной деградации. И дело здесь не пресловутых налогах или законах. Автор одного из самых известного психологических исследований русского менталитета Ксения Касьянова очень точно подмечает:

««Героические» усилия наших СМИ «привить» русскому человеку индивидуализм, озабоченность своим материальным благосостоянием и другие «западные» качества в виде главных ценностей ведут именно к такому результату, а, прежде всего, к деморализации. Ссылки на то, что «рынок» требует именно таких черт личности, с на­шей точки зрения, несостоятельны. Рынок должен быть при­способлен к нашему национальному характеру, а не наоборот»[2].

Рассмотрим, касающийся каждого россиянина, вопрос о зарплате. Капиталисты повышают зарплату, не потому, что они «добрые», а потому, что люди в массовом количестве выходят на забастовку. Так развивается весь капиталистический мир. Не проходит и месяца, как в какой-нибудь капиталистической стране все не останавливается, потому что объявили общенациональную забастовку то водители, то летчики, то машинисты и т. п. и т.д. Причем они живут гораздо лучше российских коллег, но все равно постоянно требуют повышения зарплаты.

Если русские хотят жить при капитализме, то они должны быть готовы постоянно бастовать. Но этого качества нет в русской крови, нет борьбафилии, нет индивидуализма, зато наличествует желание не «раскачивать лодку».

В России доля заработной платы составляет всего 23 % ВВП, а размеры взносов на социальное страхование (пенсионное, медицинское и социальное страхования – всего 7,5 % ВВП. В итоге совокупные расходы в России на два базовых института доходов населения (заработная плата и социальное страхование) составляют чуть больше 30 % ВВП, что в 1,8-2 раза меньше, чем в развитых странах (рис. 18).

Упрощенно говоря, страна произвела продукции на 100 рублей, в развитых странах 60 рублей пошло бы на зарплаты работникам, в России же только 30 рублей. Но в развитых странах, несмотря на это, постоянно бастуют, а русские всем довольны.

«С «рынком труда» вообще получилось черт знает, что, наши западные учителя просто остолбенели от удивления… Люди, вопреки всем законам рынка, работают, иногда по полгода не получая зар­платы. Они отдают свой труд не как товар, а как некую общественную ценность. Зарплату они требуют не по формуле эквивалентного обмена «товар — деньги», а как средство существования. Аргументом редких де­монстраций протеста не стало нормальное обвинение обманутого на рынке торговца: «Вы украли мой товар!» Рабочие и учителя требуют: «Заплатите, ибо мне нечем кормить ребенка!» Это — аргументация от справедли­вости, а не от рынка. Уже отцы политэкономии, Адам Смит и Рикардо подчеркивали, что жизненная нужда продавца, а тем более справедливость и сострадание — категории сугубо нерыночные. Акт рыночного обмена основан исключительно на рациональном расчете, и, предлагая свой товар (в данном случае рабочую силу), продавец имеет право объяснять лишь выгоду сделки для покупателя, а не ссылаться на то, что ему «детей нечем кормить»[3].

Формула Фэйера показала свою действенность в США, да и наверно была бы применима ко многим другим странам. Но только не для России.

Перед выборами в Госдуму РФ 2007 г. резко повысились цены, но правящая партия получила свыше 70 % голосов. Все довольны? Нет, все недовольны! Все ругали правительство, депутатов, но на вопрос за кого вы голосовали, всегда отвечали: «за правящую партию». Этот выбор абсолютно иррационален. Голосовали, потому что «мы свое отжили, пусть хоть дети поживут», «коней на переправе не меняют» и т.д. и т. п. Короче, голосуют сердцем.

Русский стиль. Русские против, но голосуют за. Почему? Потому что русские никогда не оценивают власть по уровню своего благосостояния. Главное, чтобы не отдельному человеку было хорошо, главное, чтобы было хорошо государству. Можно повысить цены, но провести военные учения, и 70 % обеспечено.

Эта ментальная особенность закрепилась в ходе исторического развития, вечных войн, неурожаев, лютых холодов. Наполеон не мог поверить, что русские сами собственными руками сжигают свое добро и покидают столицу. Наполеон был поражен, он захватывал не первую столицу и нигде не видел ничего подобного. Это не по правилам, это не по-европейски, возмущался он. Но это по-русски.

В русской традиции не общество ответственно за свой политической выбор, а наоборот, политики должны быть ответственны за общество. Сказали сжечь дома и уйти из столицы, значит, люди будут жечь собственные дома.

Русский менталитет не совместим с проявлением либерализма ни в сфере политики, ни в сфере экономики. Но главное, нам и не нужно подстраиваться по чуждую нам, уходящую в прошлое экономико-политическую систему. Она не является ни наиболее эффективной, ни наиболее близкой нам, а в сегодняшних условиях вообще губительной для человечества.

 

---

[1] Аверьянов В.В. Русская доктрина. Сергиевский проект. – М., 2008.

[2] Касьянова К. О русском национальном характере. – М., 2003. - с. 4-5.

[3] Кара-Мурза С. Г. Истмат и проблема восток-запад. – M.,2001. - 5.