Sidebar




Больше всего русский человек любит ставить себя вне закона

и ругаться на то, что законы у нас не действуют

Н.А.

Рациональный и иррациональный типы восприятия действительности не соотносятся как лучшие и худшие, но это качественно разные типы восприятия действительности. Многими исследователями отмечалось, что русские недостаточно практичны и реалистичны в планировании деятельности и постановке целей, а при принятии решения преобладают интуитивные механизмы.

Мышление человека, обладающего разумом, не может быть полностью иррационально, тем не менее, сравнивая западный и русский психотип, можно говорить о большей степени иррациональности именно русского психотипа. Иррационализм, укорененный в русском психотипе, проявляется в повышении роли таких аспектов познавательная как интуиция, чувство, созерцание. По выражению Г. Кульчинского, для русского человека характерно «искание правды», но не «поиск истины[1]"

«Специалисты по соционике показывают, что в русском национальном характере преобладает эмоциональность, интуитивность, непред­сказуемость русской души, ее богатое воображение и со­зерцательность. Русский идеализм сочетал в себе опре­деленную умозрительность, возвышенный характер раз­мышлений, выразившихся в поисках правды и смысла жизни, оторвавшихся от практической обыденной жизни. Эта вера основывалась на развитом воображении, мифологичности, сказочности российского сознания»[2].

В противоположность западному менталитету мировоззренческие ориентиры русского менталитета смещены в иррациональную плоскость поэтому мы часто «выбираем сердцем»[3]. На Западе все просто и предельно рационально, так, например, американский экономист Р. Фэйер создал формулу для предсказания победы кандидата на президентских выборах в США. Ее основные элементы — рост доходов в течение шести месяцев до выборов и темп увеличения цен за два года, предшествующие выборам. С помощью этой формулы были успешно предсказаны результаты 13 из 16 президентских выборов.

Иррационализм. Русские - единственный этнос, который может голосовать за то правительство, благодаря политике которого снижается уровень жизни. Люди голосуют не потому, что им хорошо, а потому, что «не мы, так наши дети будут жить хорошо», «лишь бы не было войны», «не надо раскачивать лодку», «коней на переправе не меняют», «у нас нет альтернативы» и т.д. Существует еще множество подобных абстрактных лозунгов.

«Умом Россию не понять» очень точно подметил русский поэт Фёдор Иванович Тютчев, поэтому отставание России в сфере производства (XIX в. начало XX в.) компенсировалось развитой культурой, а наша литература всегда была предметом общеевропейской гордости.

Иррационализм русского психотипа очень тесно переплетается с таким качеством национального характера как стремление к великой цели, обывательская мишура томит русского человека.

Русскому национальному характеру присущ «разрыв между настоящим и будущим, исключительная поглощен­ность будущим, … облачение национальной идеи («русской идеи») в мес­сианские одеяния»[4].

Маниловщина, поглощенность будущим – питательная почва для деятельности политических сил, умеющих обещать. Можно просто обещать, что к такому-то году будет… И люди будут верить.

В российском психотипе, в отличие от западного, стремление к размышлению преобладает над стремлением к действию. Например, в американской культуре, которой вполне справедливо приписывают высокую степень рациональности, усилия индивидов «направлены на сбор информа­ции, релевантной принятию решения, интуитивные ас­пекты при этом исключаются. У русских есть тенденция собирать ненужную инфор­мацию, излишнюю для принятия решения. При приня­тии решения преобладают интуитивные механизмы»[5].

«Российское мышление характеризуется образностью, однако, значительные затруднения происходят при необходимости перевес­ти результат предчувствия в рациональную форму, кон­кретные решения. Созерцательность, мечтательность, вера в чудо, интуитивность мышления в сочетании с эмоциональ­ностью, ее ослабленной деловой логикой обусловливает неумение русского человека планомерно и последователь­но доводить начатое дело до конца, объясняет его увлеченность фантазиями и мечтами о «коммунистическом рае» или «мгновенном рыночном процветании» [6].

В России индивидуально-личностные отношения преобладают над формальными. В России мораль всегда ставилась выше, чем механические мертвые законы, и считалось, что судить необходимо «не по закону, а по совести». На Западе закон имеет гораздо более значимое место, чем совесть. Э. Дюркгейм считал, «что чем больше регламентированной жизни, тем больше жизни вообще»[7].

«Немецкий принцип «Kampf urns Recht» (борьба за право) столь же мало сходен его духу, как и английский «struggle-for-life» (борец за существование). Наш народ менее всего юридический или политический народ, в очень сла­бой степени — социально-экономический и в высочайшей — нрав­ственный и нравственно-религиозный»[8].

Неформализованость отношений очень тесно переплетается с коллективизмом, когда нация подсознательно отожествляется с семьей. Могут ли в семье быть законы, регламентирующие поведение отдельных её членов? Только между чужими людьми могут заключаться договора, между своими никогда, разве только в шутейной форме. Чем больше индивидуализма, тем большую роль играет закон, ведь он становится единственной защитой личности от посягательств других личностей. Особенно это актуально в обществе, в котором, по образному выражению английского философа Томаса Гоббса, «человек человеку волк».

«Русская интеллигенция всегда была занята решением вопросов о добре и зле, о свободе воли, о существовании Бога или уж (на тот случай, если его все-таки нет) об уста­новлении Царства Божьего на земле. И это в отличие от Запада, веками тщательно разрабатывающего правовую основу, регулирующую отношения между государством и обществом[9].

Иррационализм связан с таким качеством психотипа как русский авось. Августовские морозы, январские оттепели и т.д. приучили русского ждать от жизни какой-то непредвиденного подвоха, несовместимого с нормальной логикой. А раз так, то можно только надеяться, не пытаясь предугадать какое-либо жизненное событие.

 


[1] Кульчинский Г. Безъязыкая гласность // Век XX и мир. 1990. N. 9. С. 44 – 47.

[2] Кукушкин В. С., Столяренко Л. Д. Этнопедагогика и этнопсихология. – Ростов-на-Дону, 2000. - с.220-224.

[3] Лозунг президентской компании Ельцина 1996 года.

[4] Российская ментальность: Материалы «круглого стола» // Вопросы философии. — 1994. — № 1 — с. 25-53.

[5] Кочетков В. В. Психология межкультурных различий: Учеб. пособие для вузов. – М., 2002. – с. 33.

[6] Кукушкин В. С., Столяренко Л. Д. Этнопедагогика и этнопсихология. – Ростов-на-Дону, 2000.- с.220-224.

[7] На самом деле жесткая регламентация жизни способна вообще погубить жизнь, существует даже такой вид забастовки, когда служащие начинают детально выполнять все инструкции и это приводит к полному параличу работы.

[8] Философия нации и единство мировоззрения. П. Е. Астафьев. – М., 2000. - с. 45.

[9] Кановская М. Николай Бердяев за 90 минут. – М., 2006. – с. 74.

Поделитесь данной статьей, повысьте свой научный статус в социальных сетях

      Tweet   
  
  

Добавить комментарий


Защитный код
Обновить

Кто на сайте

Сейчас 19 гостей и ни одного зарегистрированного пользователя на сайте

nationaldoctrine

nationaldoctrine

Интересные статьи

Индивидуализм

Индивидуализм пронизывает все западное общество. Это второе по важности качество западного аксиотипа. Индивидуализм абсолютизирует позицию индивида в его противопоставленности обществу, причём не какому-то определённому социальному строю, а обществу вообще.

Индивидуализм для западного человека - ни негативное свойство, а наоборот ценное, уважаемое качество, так родоначальник французской социологической школы Эмиль Дюркгейм постулировал: «Индивидуализм от природы присущ человечеству».

«…в отличие от славян мы, жители Западной Европы, привыкли с необыкновенно ревностным усердием ставить все на карту индивидуализма»[1].

Естественно, что индивидуализм предполагает конкуренцию индивидов. Конкуренция двигатель не только западный экономики, а двигатель всего общества. Все конкурируют друг с другом, в экономике - фирмы, в политике - партии, в простой жизни - люди за место под солнцем. Все в мире развивается только благодаря конкуренции и вечной борьбе – вот постулат западного менталитета. Этот постулат нашел свое отражение в самой известной биологической теории – теории Дарвина, согласно которой развитие живого мира объясняется естественным отбором – борьбой за существование. Этот постулат основа самой основательной философской доктрины – философии Гегеля, согласно диалектике, развитие бытия объясняется борьбой противоположностей. И, наконец, этот постулат нашел свое отражение в самой известной социальной теории - марксизме, согласно которому развитие общества представлено как результат борьбы классов. Так западный человек воспринимает реальность - все в этом мире развивается благодаря борьбе и конкуренции.

Во время перестройки много рассказывалось о том, что демократия покончит с отвратительным наследием советской эпохи – стукачеством, которое отсутствует в цивилизованных странах. Как же советские люди мало знали не о журнальном, а о реальном Западе. После появления в России кафе McDonalds, многие люди осознали реальность работы в типичной западной фирме, где все конкурируют друг с другом, где поощряется доносительство, а твоя личная карьера во многом зависит от доносов. А в 2002 г. журнал «Time» назвал лицами года трех женщин, которые доносили на свое начальство. Вопрос здесь даже не в том, что стучат, а в том, как это возвеличивается, стукачи стали людьми года.

«45% частных компаний в мире поощряют потенциальных «внутрикорпоративных осведомителей». При этом в России это делают едва ли не меньше всех — 22% фирм, — таковы результаты нового международного исследования компании Grant Thornton International, опросившей 7800 руководителей предприятий с численностью персонала от 100 до 499 человек в 34 странах мира»[2].

В России сплетничают, что характерно для коллективистских культур, часто сплетничают и с начальством, социально активные люди сигнализируют в соответствующие органы, особенно такая модель поведения была распространена в советское время. Но все это отличается от доносительства, принятого на Западе, где доносительство служит средством карьеры.

Индивидуализм порождает и другие качества, такие как самодисциплина и стремление к независимости. Западноевропеец не только не нуждается во внешнем управлении и обладает самодисциплиной, но часто наоборот, стремится свести внешнее управление к минимуму, стремится к максимально возможной независимости.

Британская империя не смогла бы стать настолько огромной, если бы не самоорганизующееся начало англичан. Англичане не ждали указов с верху, они приходили, покоряли и организовывали жизнь, покоренных так, как считали нужным, не советуясь с далекой метрополией. И, несмотря на отсутствие связи со столицей, жизнь колоний была организована удивительно похожа, невзирая на разные материки и народы, как будто англичане действовали строго в соответствии с некой инструкцией. Но инструкции не было, а было очень сильное самодисциплинирующиеся, самоорганизующиеся начало.

В психологии, анализируя данную модель поведения, часто применяют понятие «локус контроля». Согласно американскому психологу Джулиану Роттеру, одним из элементов знания о себе является гипотеза людей об источнике их достижений и неудач. Существуют два край­них типа такой локализации, или локуса контроля: интернальный (все зависит от меня) и экстернальный (все зависит от внешних обстоятельств). У западного человека преобладает интернальный локус контроля.

С индивидуализмом связана и ассертивность – повышенное чувство собственного достоинства. Индивидуалист считает, что он никому не обязан и поэтому не перед кем не должен заискивать.

Снобизм англичан - притча в языцех. Во Франции долгое время обсуждался закон о запрете предоставлении меню в ресторанах на английском или других языках, даже в том случае, если данных ресторан посещаются в основном иностранцами. Русские с упоением слушают западную музыку, на Западе же гораздо меньшее количество людей готово слушать песни на непонятном иностранном языке.

 


[1] Ортега-и-Гассет. Х. Восстание масс. – М., 1996. – с. 442.

[2] Стукачество как качество. Малыхин М. // Ведомости № 119 (2141) 01.07.2008.

§ 3. Контуры внешней русской политики
Марксизм и социализм

Как марксизм погубил социализм. Коммунистический анализ капитализма в узких рамках материалистического мышления оказался неверен. Капитализм — это необязательно нищета рабочих. Ущербность капитализма не в низкой производительности труда по сравнению с социализмом, а в том, что капитализм выродился в античеловеческую систему. Маркс также говорил об этом, но для него эта проблема имела второстепенный характер.

Мещанство. В результате, по прошествии времени, целью коммунистического учения стало построение мещанского общества, что вполне естественно для материалистической идеологии, а главными ценностями этого общества являлись колбаса и хрусталь. Описывая советскую интеллигенцию, английский ученый Р. Саква пишет:

«…Коммунистический режим породил своеобразный парадокс: миллионы людей являлись буржуа по своей культуре и устремлениям, но были включены в социально-экономическую систему, отрицавшую эти устремления»[1].

В результате на практике с вещизмом в СССР боролись и осуждали, высмеивали мещанство, но в то же время фундаментом мировоззрения была материалистическая, а по сути — мещанская идеология. В СССР сложилась раздвоенность базовой теории и практики. Образно говоря, мы пытались построить из деталей велосипеда книжный шкаф, при условии, что отказаться от деталей велосипеда нельзя и их обязательно необходимо использовать при сборке шкафа. Естественно, что процесс такого ваяния был далек от эффективности.

Интернационализм. Возникновение наций, согласно марксизму, обусловлено, в первую очередь, материальным фактором. Когда исчезнут материальные предпосылки, исчезнут и этнические образования.

Маркс считал, что националист и социалист — непримиримые понятия. Истинность убеждений социалиста, по мнению Маркса, надо проверять на национальном вопросе, у Маркса это называлось «щупать больной зуб». У Ленина это звучало несколько иначе: « …поскрести иного коммуниста — найдешь великорусского шовиниста» или «Марксизм выдвигает… интернационализм, слияние всех наций в высшем единстве…». У Ленина нет ни одной работы, которую он посвятил бы величию России. «Мировая революция», «Пролетарии всех стран, объединяйтесь» — вот цели большевиков. У выдуманного Марксом и Лениным пролетария не должно было быть Отечества, хотя у реального оно обычно имелось.

Конечно, переоценивать значение интернационализма не стоит. В коммунистической теории было одно, а в советской практике — другое. Несмотря на тезис о «праве наций на самоопределение, вплоть до отделения», коммунисты собрали в единое государство разваливавшуюся Российскую империю. А потом без лишних красивых слов присоединили территории, которые царская Россия потеряла во время войны 1905 г. с Японией.

Более того, позднее, в конце 1940-х годов, для слишком ярых интернационалистов был придуман термин «безродный космополит». Его автор — член Политбюро А. А. Жданов. В январе 1948 года, выступая на совещании деятелей советской музыки в ЦК КПСС, он говорил:

«Интернационализм рождается там, где расцветает национальное искусство. Забыть эту истину означает… потерять свое лицо, стать безродным космополитом».

Есть мнение, что Сталин понимал, что коммунистическую доктрину надо заменять национальной идеологией, но не успел этого сделать.

«Сталин и попытался (Солженицын совершенно прав) в срочном, аварийном порядке заменить его (коммунизм) другим идеологическим горючим — великодержавным национализмом, но не успел — умер…»[2].

Опять же, мы сталкиваемся с раздвоенностью теории и практики. От понятия «безродный космополит» Маркс, наверное, перевернулся в гробу. В результате у СССР сложилась национально-интернациональная система ценностей. Идеология коммунизма не стала национальной идеей, и именно поэтому мы так легко распрощались с коммунистическими идеалами в 90-х годах. Никто за них не боролся, они были чем-то чуждым, отвлеченным, не русским А ведь надо было сделать всего один шаг, но он так и не был сделан.

Нетрадиционная семья. Если откинуть различные цитаты из выступлений большевиков, прессы 20-х годов, которые могли бы быть продиктованы сиюминутными интересами, и разобраться в этом вопросе более основательно, то общность жен вытекает из марксистской теории. Семья, по азам марксизма, возникла как результат возникновения частной собственности.

«Моногамия возникла вследствие сосредоточения больших богатств в одних руках — притом в руках мужчины — и из потребности передать эти богатства по наследству детям именно этого мужчины, а не кого-либо другого. Для этого была нужна моногамия жены, а не мужа, так что эта моногамия жены отнюдь не препятствовала явной или тайной полигамии мужа»[3].

При коммунизме частной собственности не будет. Вывод о том, будет ли семья, напрашивается сам собой. Конечно, Маркс и Энгельс не призывают к так называемому групповому браку, но рисуется довольно странная семья. Дети будут воспитываться не родителями, а всем обществом, семейного хозяйства тоже не будет.

«С переходом средств производства в общественную собственность индивидуальная семья перестанет быть хозяйственной единицей общества. Частное домашнее хозяйство превратится в общественную отрасль труда. Уход за детьми и их воспитание станут общественным делом»[4].

Абсолютное игнорирование духовного, психического, да и вообще человеческого приводит к абсолютно оторванным от реальности выводам, например, что проституция порождена частной собственностью.

Конечно, в СССР никто не призывал к общности жен. Все было наоборот. За излишнюю половую активность можно было лишиться партийного билета, особенно это касалось партийной элиты, военных и сотрудников КГБ. Таким образом, мы опять сталкиваемся с раздвоенностью теории и практики.

Антигосударственная идеология. Идеи коммунизма нельзя ни развить, ни применить к нормальной жизни в государстве, ведь коммунистическая идея провозглашает отмирание государства («Социализм, ведя к уничтожению классов, тем самым ведет и к уничтожению государства»[5]).

По сути дела, эта идеология отрицает не только государство, но и саму партию как орган, руководящий историческим процессом, ведь, в соответствии с азами марксизма, не личности, а «народ — творец истории», история развивается только благодаря объективным факторам, субъективный, личностный фактор практически ничего не значит. Высмеивая это положение, один мыслитель заметил, что для протекания объективного процесса не нужно создавать партии. Например, затмение Луны — объективный процесс и оно произойдет независимо от того, будет ли создана партия, способствующая этому затмению. Переход от одной социальной системы к другой, революция — тоже объективные, закономерные процессы, и они в создании партии также не нуждаются.

Таким образом, государством у нас руководила партия, которая обслуживала идеологию, идеалом которой была ликвидация как государства, так и партии. Парадокс!

Утопизм. Мир меняется, а ущербная коммунистическая идея не способна к развитию. Мы 70 лет оперировали тезисами более чем вековой давности. У нас не было серьезных разработок ни в вопросах государственного строительства, ни в геополитике, ни в экономике, ни в психологии, ни в других областях. Сейчас в это трудно поверить, но один из самых низких конкурсов был в экономические вузы.

На Западе возникла советология, во всех тонкостях изучавшая наше общество, а мы все изучали в узких рамках марксизма-ленинизма. В результате мы пришли к тому, что Юрий Владимирович Андропов заявил: «Мы не знаем общества, в котором живем». И это было правдой, но только половиной правды. Мы-то не знали общества, в котором жили, зато очень хорошо это общество знали и постоянно изучали наши враги на Западе.

И наша экономика стала неэффективной не потому, что социалистическая экономика неэффективна в принципе, а потому, что мы все чугун выплавляли, когда весь мир начал заниматься производством компьютеров. Пролетариат же гегемон, а если собирать компьютеры, куда его девать? Тот, кто собирает компьютеры, уже вроде и не гегемон, гегемон — это тот, кто выплавляет чугун. Пришлось выбирать: или гегемон, или компьютеры. Выбрали гегемона. Чем это кончилось и для гегемона, и для компьютеров, и для идеологии, и для страны в целом, мы прекрасно знаем.

Конечно, эта картина советской действительности является несколько упрощенной, но зато она верна и наглядна. Если до Маркса экономику страны оценивали преимущественно по производству сельхозпродукции, а в начале XX века — по степени развития тяжелой промышленности, то, начиная с середины XX века, постепенно становится доминирующим показатель развития наукоемких производств, а сегодня уже говорят о новой эпохе, где главное богатство страны будет составлять производство научной технологии и информации. Вряд ли кто-нибудь станет спорить с тем, что научную технологию и информацию производит не рабочий класс.

Почему же коммунистическая идея столь догматична? Сама по себе коммунистическая идея, т.е. не быть ни понята, ни развита. Особенно явственно это проявляется при анализе коммунистического идеала. Как можно построить общество, главный принцип которого: от каждого по способностям — каждому по потребностям? Известно, что удовлетворение одних потребностей порождает новые потребности. Общество, в котором могут быть удовлетворены все потребности, не может существовать в принципе.

Не каждый добровольно будет трудиться, используя все свои способности, т.е. работать «на полную катушку». Здесь можно вспомнить слова Г. Форда: «Только две вещи заставляют людей работать — заработная плата и страх ее потерять». Может быть, Форд в некоторой степени преувеличивал, но, несомненно, большинство людей никогда не будет добровольно работать, используя весь свой потенциал. Поэтому основной принцип коммунизма в высшей степени утопичен. Общество, в котором все будут получать по своим потребностям, построить невозможно, точно так же как и общество, где все будут работать, используя все свои способности.

Как могут отмереть деньги, государство, семья? Во все это поверить нельзя. И никто не верил. Люди шли в партию, т. к. она олицетворяла чистый, светлый идеал справедливости. Очень показательна в этом отношении сцена из фильма «Чапаев»: главный герой даже не знает, в каком «Интернационале» состоит Ленин. Когда же начал действовать принцип партийного отбора, при котором знание коммунистического идеала стало обязательным, мы получили коммунистов вроде Горбачева и Ельцина.

Коммунистическая идея утопична и поэтому не способна к развитию и приспособлению к нормальной жизни общества.

Таким образом, социализм и коммунизм как учения во многом являются разными идеологическими направлениями. В конечном счете, в СССР марксистская теория погубила социалистическую практику.

Мы легко распрощались с социалистическими завоеваниями, потому что не ценили их. А не ценили, потому что не понимали их суть. А не понимали их суть, потому что летали в облаках марксистских абстракций.

 


[1] Основы социологии и политологии / Под ред. Бороноева А. О. - М., 2001. - с. 79.

[2] Соловьев В., Клепикова Е. Юрий Андропов: Тайный ход в Кремль. (Впервые издана в 1983 г. в США.) М., 1995. С. 70.

[3] Маркс К., Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. Соч., т. 21. С. 78.

[4] Маркс К., Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. Соч., т. 21, С. 78–79.

[5] Ленин. В. И. Изб. пр-ия. Т. 6. Ленинград, 1934. С. 28.

the-soviet-union

national-doctrine.jpg